Cтранно. Здесь, в конце, единственное, о чём я могу думать —с чего всё началось.
Когда-то ты была такой маленькой. Крошечная, сияющая драгоценная птичка, только начинающая опробовать свои крылья. Каждый раз, когда ты взлетала, у меня перехватывало дыхание. Я должна была проводить больше времени с тобой в такие моменты, малышка. Теперь я уже никогда не увижу, как ты летишь.
А Кралкаторрик, забравший тебя у меня, снова ускользнул сквозь пальцы. Конец настал. Какая надежда может быть у Тирии без тебя? Теперь мой долг — стать свидетелем конца всего. Стоять рядом с твоей скорлупой, в ожидании, когда рухнет сама реальность.
Меня это не пугает. Как такое может напугать? Мой мир рухнул, когда твоё сердце перестало биться.
Бледное Древо, Сон, Скрижали Вентари — они учили нас, что сильвари рождаются взрослыми. Но до встречи с тобой я была ребёнком. Я считала себя самым важным существом в мире.
Я совершила так много ошибок.
Интересно, смогла бы ты полюбить меня тогда. Когда я наблюдала, как Кадейрн умоляет Бледное Древо изменить её образ жизни. Тогда мы только начинали понимать, каков мир на самом деле — за пределами нашей безопасной мирной Рощи. И это потрясло нас.
Тирия была такой большой, полной противоречий. Скрижали Вентари не объясняли, почему у других цивилизаций, других народов, есть матери и отцы. Почему они следуют заветам богов, которых никогда не видели. Почему некоторые вообще не следуют никаким заветам.
Они не объясняли, почему асура, нашедшие Маломедиза, разорвали его блестящий разум на части, навсегда изменив его своими пытками во имя науки.
Перворожденные цеплялись за Скрижали Вентари, используя их мирные учения в качестве щита. Но второрожденные были напуганы и беспокойны. А Кадейрн, дитя дневного света, хотел действовать.
Он жаждал отмщения.
Кадейрн встал перед Бледным Древом и попросил её отбросить Скрижали Вентари. Мир показал нам своё уродливое лицо, сказал он, а скрижали не позволяют нам защищать себя. Он хотел, чтобы мы проявили силу. Показали свои шипы.
Я помню, что считала его глупцом. Пустоголовым второрожденным, который никогда не сможет понять важность мирной жизни. Я надеялась, что аватар Бледного Древа появится и уничтожит его за эти глупые идеи.
В ответ он получил только молчание.
Это был один из тех моментов, в которых меняется судьба. Где простые слова могли изменить ход всего будущего. Если бы я могла увидеть хотя бы проблеск подобного будущего, я бы поступила иначе. Я бы знала, что та, кем я была тогда, это не та, кем я хотела бы быть сейчас.
Кадейрн был оскорблён. Конечно же, ведь он высказался, а Бледное Древо проигнорировало его.
«Я первый в своём поколении,» — настаивал он. «Я заслуживаю быть услышанным!»
Я могла бы быть нежнее с ним. Сказать, что он действительно имеет значение, что Бледное Древо слышит и понимает всех своих детей. Я могла бы быть грубой и назвать его предателем. Предупредить его, что его поведение ставит нас всех под угрозу. И оба этих варианта были тем, что ему нужно было услышать.
Но я тогда была чёрствой. И очень, очень недалёкой.
«Почему это должно её волновать?» — сказала я. «У неё сотни детей, Кадейрн. И ты либо перворожденный… либо простой сильвари».
Но что самое худшее: я верила в свои слова. Я думала, что я и другие перворожденные важнее. Свободные от раздоров между поколениями и от политической жестокости. Идеальные и чистые. Со временем, Дракон Джунглей доказал, что мы ошибались.
Хотела бы я вернуться и стереть это самодовольство из моего голоса. Смягчить жало в том, что я сказала Кадейрну.
Но я сказала, и это изменило его. Моя грубость ожесточила его сердце и посеяла семена обиды. Ненависти. Я знаю, что я была не одна такой, но это я помогла ему встать на путь, по которому он в скором времени последовал. На путь к созданию Свиты Кошмара.
На путь к Фаолейн.
С момента как мы вместе появились, я и Фаолейн были как листья-близнецы, выросшие на одной ветви. У неё были бесконечные вопросы и всё, чего я хотела, это найти ответы для неё. Вместе мы отправились в бескрайнее неизвестное, увидели прекрасные и страшные вещи. Мы сделали мир своим.
Я считала, что создана специально для неё. Что она была рождена для открытий, изменения и формирования всего, к чему прикасалась, а я была рождена чтобы любить её.
Возможно, я действительно любила Фаолейн по-своему. Но тогда я была такой эгоистичной. Думаю, что на самом деле мне нравилось только то, как все смотрели на меня, когда я была с ней.
Она знала это. И она это использовала.
Когда я была юна, я думала, что знаю всё, что можно. Я была перворожденным сильвари — скрижали говорили, что мы были чистейшими существами в мире. И я поверила в это, потому что отчаянно хотела быть уникальной. Особенной.
Мы только начинали видеть наше ничтожество в этом мире, и пока это вело Фаолейн и делала её ещё голоднее, я всё больше замыкалась в себе, становясь более высокомерной. Это позволяло скрыть мой страх — оказаться не важной. Стать ничем.
Это было совсем крошечное семя слабости, желания… нет — необходимости быть исключительной. Но Фаолейн увидела его. Она умела находить слабости. И использовать их.
В начале она была милой, даже романтичной. Она отвела меня на залитую лунным светом поляну, где вокруг наших ног танцевали светлячки. Она вплетала мне в волосы летние цветы, держала моё лицо в ладонях и говорила, что я — самая красивая и самая важная из всех, кого она знает. Что я имею значение. Что она гордится мной.
Мне нравилось, как она смотрела на меня, будто я была единственным существом во всём мире. Мне казалось, что она понимает меня как никто другой. В её глазах было такое восхищение, что было трудно отвести взгляд. Мне было нужно, чтобы она стала моим зеркалом, потому что я не могла видеть то, что видела она. Мне была необходима её любовь, чтобы ощущать себя цельной.
И это было именно то, чего она хотела.
Зависеть от Фаолейн было настолько естественно, будто я любила её. Я была столь юной, не закалённой. Я думала, они были такими же. Я знала, что покуда у меня есть Фаолейн, я могу делать всё что угодно. Я была в ловушке. Я стала её добычей.
Это был тот самый момент, когда всё изменилось.
Теперь, оглядываясь назад, легко сказать, что я должна была увидеть, кем на самом деле являлась Фаолейн. Что она делала, когда, казалось бы, совершенно неожиданно, игнорировала меня несколько дней подряд. Когда она возвращалась, будто ничего не произошло и наказывала меня за то, что я была расстроена.
Но так сложно распознать это, когда плаваешь в мутной воде. Она сделала это трудным.
Она заставляла меня голодать по вниманию, которое когда-то мне уделяла. Она лишила меня его, когда увидела, что я его жажду. А когда я, наконец, разозлилась, она поникла. Действовала, будто я ранила её. Повернула всё так, будто это была моя вина. Моя. Не её. И даже не наша.
Фаолейн начала намекать, что я становлюсь скучной. Она заявила, что без неё, я была бы неотличима от других сильвари. Иногда она вслух размышляла, не станет ли ей со мной скучно. Она точно знала, что говорить. А я погрузилась уже так глубоко, что верила ей.
Я была готова на всё, лишь бы вернуть её внимание. Я делала ей одолжения, становилась идеальной для неё, сражалась за неё. Для меня даже её гнев был лучше, чем равнодушие. Но ничего из этого не сработало.
Единственный раз, когда она действительно уделила мне всё своё внимание был, когда она изучала меня.
Фаолейн разорвала меня на части. То, что раньше она, как говорила, любила во мне — мою непосредственность, предпочтение слушать а не говорить, то, как я возвращала её, когда она выходила за границы — теперь она критиковала, даже презирала.
Она говорила, что я сдерживаю её. Что она могла бы добиться большего без меня, но осталась со мною из жалости. Но как только я решила, что с ней я стала гораздо более несчастна, чем могла бы быть сама по себе, она снова превратилась в любящего, внимательного партнёра, которым была когда-то. Вновь ходила со мной на поляну и вплетала цветы в мои волосы. Говорила, что я всё ещё особенная, если бы только могла перестать сама тянуть себя вниз.
Хотела бы я сказать, что в конце концов сбежала от неё, малышка. Но это она сбежала от меня. В Свите Кошмаров она нашла сильвари, которые отчаянно нуждались в переменах. В чём-то, во что они могли верить. Их она тоже использовала.
Моя свобода зависела от того, смогу ли я остаться, когда она уходила. Я использовала Бледное Древо и Скрижали Вентари, чтобы получить силы, которых мне, как я думала, не хватало. И они помогли мне оставить её. Бледное Древо помогло мне жить полноценно и научило не позволять неправильному созревать во зло. Эти учения дали мне мир, который был так необходим. Они дали мне цель, которой у меня не было.
Но и это было ложью.
Когда Винн раскрыла мне правду о сильвари — что мы были созданы только для того, чтобы служить Мордремоту — я вновь ощутила себя опустошённой. Слова Бледного Древа исцелили меня и вывели из тьмы, но они были пусты. Удобная ложь, которую она создала, чтобы дать нам смысл там, где его не было. Мы не были чисты — мы были просто инструментами, созданными для определённой цели. Меня создали, чтобы использовать. Опять.
Я была очень зла на Бледное древо, свою мать. Но теперь… теперь я понимаю, зачем она скрывала от нас правду. Мать делает всё возможное, чтобы защитить своих детей, даже если для этого нужно лгать.
Хотела бы я забрать те ужасные знания, с которыми тебе приходилось жить, малышка. Хотела бы отменить твою судьбу и сделать её своей. Я бы вновь прошла через всё, что мне довелось пережить, чтобы спасти тебя.
Вот, что такое любовь.
Ты помнишь, как мы впервые встретились? Ты ещё была в яйце и только собиралась стать таким чудесным существом.
Мордремот разговаривал со мною таким же образом, как и Сон — не мыслями, но чувствами. Желаниями. Импульсами. Я чувствовала, как моя вторая Дикая Охота бьётся где-то на задворках сознания: защитить яйцо Глинт. Защитить тебя.
Это чувство пришло очень легко, желание защитить тебя. Я даже не видела твоего лица, но знала, что ты очень, очень особенная. Защищать тебя, это был не приказ — это был инстинкт.
Но затем, мысли переменились. Отнеси яйцо в Сердце Магуумы, сказал мой импульс. Я не знала, что найду там, но все фибры души потянули меня вперёд.
Сильвари не ставят под сомнение свою Дикую Охоту. Мы были созданы, чтобы выполнять её. Но я помнила, что Винн сказала мне, когда раскрыла правду.
Не доверять никому. Даже командиру.
Я пыталась понять природу идеи, зарождающейся в моём разуме, так похожей на мою собственную. Но я знала, что шёпот Мордремота неотличим от моей Дикой Охоты. Должна ли я проигнорировать свои желания? Неужели мои инстинкты больше не принадлежат мне? Или меня снова используют?
Я никогда не была так одинока. Бледное Древо, командир, Винн… я не доверяла больше никому. Даже себе. Были только ты и я в этих ужасных, бесконечных джунглях.
И я сосредоточилась на тебе. Я посвятила каждую частичку себя защите тебя от вреда. Я понимала твою важность в мире. Даже если я сама не была уверена в будущем — это было что-то гораздо большее. Ты была всем, что у меня есть. Я не могла потерять тебя. Потерять тебя — значит потерять себя.
Я думаю, что именно в этот момент я поняла. Я никогда не была чем-то значительным и это нормально. Ни один сильвари — ни Кадейрн, ни Фаолейн или Винн, даже Бледное Древо не значили так много. Мы не были чистыми и совершенными, и мы не были самыми важными существами в мире.
А ты — была.
И я была готова защищать тебя всем, что у меня было.
Бледное Древо защищало меня, как и всех сильвари, так, как умело. Оно скрыло от нас ужасную правду о мире и постаралось дать нам чувство безопасности и поддержки.
Оно заставило меня поверить, что я избранная. Особенная. Но смысл был не в этом — он был в том, чтобы передать это ощущение другому. И я передала его тебе, мой драгоценный светлый птенчик.
Защищать тебя, это не значит скрывать от тебя безобразие этого мира. Я хотела, чтобы ты была такой сильной, какой никогда не была я, чтобы ты могла встретить свою судьбу лицом к лицу с мужеством и уверенностью. Я хотела… нет, мне было нужно, чтобы ты была готова.
Поэтому я осталась с тобой и учила всему, что знала сама. Все мои ошибки, моя боль — они должны были помочь тебе вырасти. Это было самое важное из того, что я когда-либо делала или буду делать. Ты должна спасти мир, сильвари, Сон — всё это.
Но ты никогда не была для меня только этим. Ты не была просто драконом, который должен победить Кралкаторрика. Ты была моей, а я была твоей. Ты научила меня любить, полностью, без оглядки. Неважно, насколько закрытой я была в окружении других, ты видела то, чего не видел больше никто: тепло в моём сердце.
У меня, наконец, была цель.
Теперь я сочувствую Бледному Древу. Она была матерью, вынужденной отправлять своих детей в холодный, неумолимый мир, зная, какой вред может быть им причинён. Их могла ждать даже смерть.
Но мать должна позволить своим детям полететь и даже упасть — чтобы они научились. И ты тоже падала, но только чтобы стать сильнее и увереннее. А я всегда была рядом, чтобы помочь тебе. Я думала, что ты готова. Я думала, что вместе мы победим.
А теперь я тебя потеряла. Ты стала частью меня, а я — тебя. Как может биться сердце, когда его половина исчезла?
Хотела бы я сделать больше, чтобы показать, как я любила тебя. Как много ты значила для меня… для всех нас.
Я не связывалась с командиром уже несколько дней. Интересно, сердце нашего лидера тоже рассыпалось в прах? Теперь у нас нет плана. Нет идей. Не осталось ничего, кроме как оплакивать нашу потерянную надежду, нашего утраченного ребёнка и ужасный и одновременно прекрасный мир, который она пыталась защитить.
Надеюсь, мы вскоре увидимся, малышка, когда наступит конец.
Мы должны быть с тобой там, все мы. Ты объединила столько людей, затронула столько душ. Мы должны встретиться с тем, что нас ждёт — вместе, в последний раз.
Я не могу сделать это одна — мне нужен кто-то, кто поможет встретить конец сущего и крах всех наших планов и мечтаний. Кто-то, кто любит тебя так же, как я.
Пришло время связаться с командиром.
ithe
